2. Нелегкая неделя мадам Помфри

Понедельник, 25 октября

— Смелее, мисс Домриер, — подсказывала мадам Помфри юной помощнице, сейчас бинтующей голову сильно буйствовавшего в коридорах младшекурсника, — Не бойтесь затянуть бинт покрепче. Может, хоть это научит молодого человека смотреть по сторонам и не бегать по коридорам.

— Это все Пивз! — вяло обижался расстроенный мальчишка, шмыгая носом, — Это он на меня доспехи уронил!

Мадам Помфри строго посмотрела на мальчика и, в успокаивающем жесте коснувшись ладонью его макушки, отдалилась от его койки, оставив с ним мисс Домриер. Неирем была способной ученицей, но довольно спесивой — Поппи Помфри поняла это еще в первые дни после того, как взяла девушку в помощницы. По пути целительница скользнула взглядом по ноге Зака Хантера, что стремительно заживала и, похоже, юношу совсем не беспокоила — тот уже спал, развалившись на спине и широко открыв рот, а по его щеке до подушки тянулась тонкая нить слюны.

Единственный, чьим состоянием мадам Помфри не была удовлетворена в сегодняшний вечер, так это Бенджамин Уоллс.

Он мучился столь явно и беспамятно, что сердце школьной медсестры сжималось каждый раз, стоило ей посмотреть на него. Она практически не покидала мистера Уоллса в течение дня, все время находясь подле него. Ей необходимо было выяснить, что за животное оставило на его лице и руках все эти беспорядочные глубокие царапины, и для этого ей нужен был профессор Кеттлберн.

— Профессор Кеттлберн эту неделю проведет вне Хогвартса, в Лондоне, — отвечал ей директор Диппет, еще днем зашедший проведать мистера Уоллса.

— Как так — неделю?! — недоумевала мадам Помфри, — Он нужен здесь, и как можно скорее! Может, это кто-то из его питомцев оставил мистеру Уоллсу столь заметные травмы. Мы должны знать такие вещи наверняка, профессор Диппет.

Директор, хмыкнув и коснувшись своей бороды, на несколько секунд задумался, после чего ответил:

— Вы правы, Поппи. Но от царапин волшебники сознание не теряют. У Вас есть предположения?

— Увы, пока нет. Но я исключила воздействие какого-либо заклинания — проклятие на мистера Уоллса наложено не было.

Однако данный разговор был днем, а к вечеру состояние Бенджамина сильно ухудшилось. Юношу то и дело бросало в дрожь, на лбу выступала крупная испарина, он мычал и стонал, метаясь по кровати, и пытался говорить что-то нечленораздельное. Дав ему выпить успокаивающую настойку, мадам Помфри ни раз осмотрела мистера Уоллса и во время очередного осмотра обнаружила свежие проплешины на его голове.

"Не мог же он сам так яростно выдирать себе волосы", — хмуро покачала головой она.

Вторник, 26 октября

— Почему Вы не думаете о том, что Бенджамин просто с кем-то подрался? — спрашивала Кэсседи, промакивая влажной тряпочкой лицо мистера Уоллса.

— Посмотрите сюда, мисс Бейкер, — мадам Помфри осторожно приподняла руку юноши, закатывая рукав и показывая завороженной девушке уже заживающие следы от вчерашних травм, — Зачем кому-то в драке царапать мистеру Уоллсу руки? И вряд ли он стал бы протягивать их вперед, чтобы ему раздирали кожу до мяса вновь и вновь. Теперь посмотрите на синяки. На этот, этот и этот.

— Они разного цвета и формы.

— Верно.

— А если их было несколько? Несколько человек его избили, а другие держали? Это могло бы объяснить и выдранные местами волосы.

— Эти царапины, мисс Бейкер, нечеловеческого происхождения. Они похожи на следы от когтей оборотня, но это точно не оборотень, — мадам Помфри быстро глянула на испуганное лицо девушки и продолжила объяснения, — Если бы это был оборотень, свернувшаяся кровь была бы черной, а прежде из ран долго сочилась бы лимфа.

— Хм, у него наоборот были слишком сухие раны, — Кэсседи наклонилась ниже к руке Бенджамина, внимательно изучая ее, — И сейчас красная кровь.

— Мы не нашли в его крови яда, мадам Помфри, — обратилась к целительнице одна из медсестер, протягивая пергамент с записями, и, на мгновение нахмурившись, женщина коротко кивнула в ответ. Процедура выявления яда длилась сутки, и теперь, когда у мадам Помфри на руках был ее результат, все стало еще запутаннее.

***

Спустя меньше чем пару часов мадам Помфри была обеспокоена ещё больше. Она не терялась и не волновалась слишком сильно — всем попавшим в больничное крыло студентам нужна была ее крепкая рука помощи, а не тревоги. Но безразличной оставаться не могла.

Оказавшийся в больничном крыле мистер Чейз впервые на ее памяти выглядел настолько плохо. Женщина быстро переходила от одной койки к другой — в основном она была рядом с мистером Уоллсом и мистером Чейзом, но чаще всё же вырывалась к приходящим ученикам, что получили травмы или пришли за лекарством.

Мистер Домриер, как ей стало известно с его слов позже, виновный в произошедшей с мистером Чейзом ситуации, едва ли спешил в больничное крыло для проверки пострадавшего или хотя бы маломальских объяснений перед директором. Когда он неспешно появился на пороге её лекарственного царства, мадам Помфри тут же осадила ученика за столь опрометчивый поступок, что он, как староста школы и ученик седьмого курса, позволил себе совершить. Деметрий Домриер же не намерен был признавать свою вину. Мадам Помфри на тот момент показалось, что он откровенно с ней спорит, доказывая собственную точку зрения и, что удивительно, не признавая хотя бы долю своей вины в произошедшем. Естественно, в своих суждениях и выводах женщина была абсолютно серьёзна — как и в своих словах. И пусть до этого она была несколько мягка к старосте орлиного факультета, позволяя ему высказаться, но жест его, направленный к ней, когда медсестра попыталась возразить его высказыванию, перечеркнул все. Изящно и важно он поднял руку и выставил ее перед собой, стоило только Поппи Помфри открыть рот.

Он просил ее помолчать.

Сурово сжав губы, мадам Помфри тяжело смотрела на мистера Домриера. Сейчас такого представительного и упертого гордеца, смеющего намекать ей о том, что ситуацию с Чейзом стоит сохранить в тайне. О, она помнила Деметрия еще мальчиком, маленьким и щуплым, когда он ни раз приходил в больничное крыло к своей сестре. Поразительно быстро растут дети...

— Мистер Домриер, — с железной строгостью проговорила мадам Помфри, в этот раз лицо её приняло строгий и не высокомерный, а грозный вид, — Вы считаете, что я не в состоянии отличить обездвиживающее заклинание от оглушающего? Или что Ваша семья вольна присылать в школу письма с любыми заклинаниями, кроме непростительных? Директор Диппет непременно узнает об этом случае и о Вашем поведении в стенах этого больничного крыла. Более того, я сообщу ему обо всём лично. — Она направила взгляд на кровать, в которой лежал мистер Чейз, а после тут же добавила, — После чего Вы, мистер Домриер, посетите директора и объясните ему, почему нарушили правило школы и к чему это привело.

И Поппи Помфри сдержала своё слово. Она почти сразу покинула больничное крыло, наказав нескольким своим медсёстрам следить за состоянием обоих пациентов и принимать, если таковые будут, больных. Сама же она направилась прямиком в кабинет директора школы.

— Я пришла к Вам сообщить о ситуации, произошедшей между двумя учениками: мистером Чейзом и мистером Домриером, — пояснила мадам Помфри, сделав лёгкую паузу, а после продолжила с позволения директора, что желал её выслушать и не перебивать, — Мистер Домриер получил письмо из дома, запечатанное с помощью оглушающей магии. Оно нанесло вред мистеру Чейзу, как только он до этого конверта дотронулся. Сейчас мистер Чейз в больничном крыле.

Поппи Помфри перевела слегка обеспокоенный взгляд на директора. Сам Диппет был тоже крайне взволнован этой ситуацией. Он несколько нервно привстал со своего кресла, откашлявшись тут же в кулак, а его волнение, пожалуй, никак не отразилось на строгом лице.

— Что с мистером Чейзом?

— Его состоянию уже ничего не угрожает. Я нейтрализовала последствия оглушения. Но, профессор Диппет, мальчик чуть не погиб. Он мог задохнуться — заклинание было настолько сильным, что мне пришлось заставлять его легкие дышать вновь.

— Я понимаю, — директор Диппет положил ладонь на стол и пару раз постучал указательным пальцем по его поверхности, — И где мистер Домриер сейчас?

— Тоже в больничном крыле. Он утверждал от лица своей семьи, что случай не повторится, что не должно быть огласки. Но мне все равно, из какой он семьи и что это за семья. Мне важно, чтобы все дети были здоровы.

Армандо Диппет строго обратил свой взгляд к дверям и откинулся назад в своем кресле.

— Хорошо, Поппи. Спасибо, что сразу сообщили всё мне. Вы можете идти. А хотя нет, постойте! — он поднялся с места и обошел стол. Мадам Помфри оглянулась на него и внимательно всмотрелась в его лицо.

— Как дела у мистера Уоллса?..

***

Профессор Сильванус Кеттлберн прибыл в Хогвартс по вызову директора только в поздний вечер после забытого дождя. Его постукивающую "деревянную" походку мадам Помфри узнала сразу и, даже не подняв взгляда с записей, произнесла:

— Добрый вечер, Сильванус.

— Поппи, — он присел за ее стол напротив, опираясь локтем на столешницу. Начиная от запястья, его кисть была деревянной. — Выглядите измотанной.

Мадам Помфри подняла на профессора строгий взгляд чуть прищуренных глаз, который тут же был встречен широкой теплой улыбкой, и она не могла не улыбнуться ему в ответ.

— Что-то случилось, что Вы не смогли дождаться моего возвращения в конце недели? — усмехнулся профессор Кеттлберн.

— Я бы веселилась так же, как и Вы, Сильванус, — вздохнула мадам Помфри, поднимаясь с места, — Если бы дело не касалось одного из учеников. Пойдемте.

Бенджамин Уоллс вновь мучился, и она вновь терялась в догадках. Его состояние не было последствием яда или заклинания, как у мистера Чейза. Мадам Помфри почти исцелила его лицо и руки, однако следы от полученных мальчиком травм все еще оставались. Днем он смог открыть глаза и даже выпить бульон, но говорить был не в состоянии. Сейчас его синяки сошли, однако губы оставались бескровными, а кожа становилась все суше и отходила маленькими белыми чешуйками, словно мистер Уоллс усыхал на глазах.

— Хм, нет, однозначно нет, — бормотал Сильванус Кеттлберн, рассматривая следы на руках спящего Бенджамина. Мальчик погрузился в сон настолько глубоко, что ни один голос и ни одно движение не могло его потревожить.

— Что значит "нет"? — спросила мадам Помфри, откидывая со лба мистера Уоллса волосы.

— "Нет" значит то, что это не похоже на след ни одного из моих зверей, — объяснил Сильванус, — Никто из моих крошек не мог сотворить с мистером Уоллсом подобное. Особенно с таким... кхм... результатом.

— А из диких зверей? Вам никогда не встречалось что-то похожее?

— Ни-ког-да, — задумчиво протянул профессор Кеттлберн, касаясь недеревянной рукой подбородка.

Мадам Помфри заботливо укрыла грудь Бенджамина одеялом, попутно скользя руками вдоль его предплечий и бросая мимолетный взгляд на его короткие чистые ногти.

— Вы не думаете, что это оборотень? Или обскури? — вслух рассуждал профессор Кеттлберн, когда они возвращались обратно в каморку целительницы.

— Обскур в Хогвартсе? Не смешите. — Она нахмурилась. — А на оборотня это совершенно не похоже.

Какое-то время они сидели за столом молча. Мадам Помфри медленно крутила в руках свою волшебную палочку, рассматривая скромные узоры на ней, а профессор Кеттлберн тихо шуршал фантиком от конфеты — ему всегда это помогало размышлять.

— О чем Вы думаете, Поппи? — разрушив вцепившуюся в их головы тишину в какой-то момент наклонился ближе к ней Сильванус, с беспокойством заглядывая в ее глаза.

— О том, что мистер Уоллс нанес себе эти травмы сам.

— Давайте прогуляемся?..

Она мягко взяла его под руку, когда шла с ним вдоль коек больничного крыла. Ее грело изнутри чувство, приятное и покалывающее — а причина его заключалась в том, что практически все койки были пусты. Они дошли до дверей, ведущих в коридор, и мадам Помфри остановилась, убирая свою руку. На удивленно-вопросительный взгляд Сильвануса она лишь тихо покачала головой, тепло улыбаясь — без каких-либо слов, одним лишь взглядом она ненастойчиво попросила его выйти.

Перед тем, как двери больничного крыла медленно закрылись, Сильванус открыто улыбнулся ей, примирительно пожимая плечами. Так же, как когда-то давно.

Среда, 27 октября

Когда Бенджамин Уоллс вновь проснулся, мадам Помфри была рядом с ним. Его глубокие рваные царапины почти зажили, но он с трудом мог шевелить затекшими руками и ногами, хотя, впрочем, не особо и пытался. Потерянным взглядом мальчик осматривал больничное крыло, будто видел его впервые, и Поппи Помфри в успокаивающем жесте коснулась ладонью его головы. Он вздрогнул.

— Все в порядке, Бенджамин. Вы снова очень долго спали. Как Вы себя чувствуете?

Ее голос, негромкий и уверенный, был проводником для Бенджамина к реальному миру, но сам он молчал. Мадам Помфри терпеливо вздохнула и помогла мистеру Уоллсу приподняться на подушках, чтобы выпить принесенный медсестрой бульон и лекарства.

— Скажите мне, Бенджамин, — Поппи Помфри заговорила тише, ближе наклонившись к мальчику и доверительно заглядывая в его уставшее лицо, — Зачем Вы поранили себя?

Бенджамин Уоллс не произнес ни слова. Беспомощно помотав головой, будто прогоняя жуткие видения, он закрыл глаза и снова заснул.

Какое-то время мадам Помфри продолжала сидеть рядом с ним, уже спящим, без движения, безотрадно рассматривая плитку на полу — одна особенно выделялась, будучи более желтой. Она не позволяла себе унывать и опускать руки, и случай с мистером Уоллсом определенно не мог заставить ее даже подумать о таком. Целительнице было безмерно жаль мальчика... Оставались еще неиспользованные ею способы поставить его на ноги.

Герберт Бири заходил к ней в больничное крыло каждое раннее утро и каждый вечер после ужина. Он заносил ей свежие травы и коренья для приготовления настоек для мистера Уоллса и других пациентов. Порой мадам Помфри поручала приготовить снадобья мисс Домриер или мисс Бейкер, замечая, что у первой девушки к этому явно талант.

Увы, несмотря на все ее усилия, к вечеру Бенджамину Уоллсу становилось неизменно хуже, и мадам Помфри всей душой ждала поставки драконьего яда, что обещал ей привезти профессор Кеттлберн. В малой дозировке он послужил бы невероятно мощным толчком к активации магии внутри мистера Уоллса и его выздоровлению.

Четверг, 28 октября

Было тяжело.

Пусть у Поппи Помфри не было детей, каждый ученик Хогвартса был для нее как родной. И она прекрасно понимала то сжирающее душу волнение, что охватило родителей Бенджамина, когда те получили письмо из школы, уведомляющее их о состоянии их сына. Они даже не могли приехать и увидеть его. Его мать и отец оба являлись магглами, и мир магии для них был недоступен.

Ради них, ради самого Бенджамина мадам Помфри во что бы то ни стало была намерена исцелить мальчика.

Прокипяченный драконий яд настаивался в темном теплом месте, пока ее помощницы суетились вокруг коек с болеющими учениками — никто не мешал Поппи Помфри готовить активирующее внутренние силы зелье. Принесенные Гербертом Бири и Горацием Слизнортом ингредиенты уже заняли свое место на столе в ожидании своей очереди, пока сама целительница шептала заклинание над котелком с бурлящей в нем густой золотисто-бронзовой жидкостью. Уже около часа она без устали повторяла его снова и снова, не оговариваясь и не обращая внимания на затекшую от однотипных движений руку.

***

Зелье надо было пить сразу, пока оно горячее и бурлящее, пересиливая появляющиеся ожоги на губах, языке, небе... Они через пару минут заживут сами, главное — перетерпеть момент.

Мадам Помфри держала Бенджамина за руку и гладила его по голове, а тот то хмурился, то начинал стонать во сне. Она пыталась мягко разбудить его, чтобы мальчик смог выпить приготовленное ею снадобье, но мистер Уоллс упорно не желал возвращаться из мира снов.

Ей пришлось вырвать его оттуда с помощью заклинания. Проснувшийся Бенджамин был измотан, напуган и растерян, но мадам Помфри нежными как бархат уговорами убедила мальчика принять зелье. Оставалось лишь переждать одну ночь.

Пятница, 29 октября

— Я думаю над тем, что нам стоит отправить мистера Уоллса в больницу Святого Мунго.

Армандо Диппет задумчиво осмотрел лежащего на койке Бенджамина Уоллса. Тот более не был болезненно бледен — румяный, даже обгоревший на солнце, он дышал самой жизнью, и, как могло показаться, внутри него бурлило драконье пламя, заставляя магию проявляться вновь и вновь. Сон его был сладок и безмятежен, пусть и все еще невообразимо крепок.

— Профессор Диппет, — мадам Помфри строго посмотрела на директора и сложила руки перед собой. — Я лучше любого врача в больнице Святого Мунго знаю этого мальчика. И я знаю, что смогу помочь ему, — она говорила чисто, уверенно и открыто. Уж что-что, а быть убедительной Поппи Помфри умела как никто другой, — Ему просто нужно время, чтобы оправиться. Поверьте мне, завтра он уже сможет встать на ноги.